– Да с чего я туда пойду? Я вообще никуда не хожу.

– И зря, кстати. Сидишь дома как сыч… Да расслабься ты уже! – брат с неожиданным добродушием пихнул меня в плечо. – Всё нормально! Это была небольшая проверка на прочность.

– В смысле?

– Тест-драйв на выдержку. Я ж, типа, забычил неизвестно на что, молчал всю дорогу. А ты не суетился и в окошко смотрел!..

С души точно камень свалился:

– Ну а что тут такого особенного?

– Ничего, – он согласился. – Но, к примеру, у Шервица, помню, случилась истерика через пару минут: “Шо не так?! Шо не так, Никита?”

Я подумал, что на самом деле не очень-то отличаюсь от Шервица даже словарным запасом. Но для Никиты лишь небрежно пожал плечами:

– Чего мне нервничать?

– Тоже верно… Ну, двинули? Это за углом, на Энгельса.

Обогнув кирпичный бок Гостиного Двора, мы свернули на ветхую одноэтажную улицу. Если верить табличке на доме, она называлась не Энгельса, а Монастырская – скорее всего, улицу недавно переименовали.

Уже стемнело, и редкие фонари вдоль приземистых домов сеяли неяркий оранжевый свет. Было довольно холодно, так что я накинул капюшон байковой толстовки, чтоб не задувало в уши.

– Имеются у меня некоторые сомнения, Володька… – сказал Никита. – Насчёт тебя…

Резкий порыв ветра завернул борт его бушлата. Никита запахнулся и прихватил его пуговицей. Я, памятуя, что лучше помалкивать, вопросительно глянул – дескать, какого толка сомнения?

– Тебе как в мастерской работается?

– Нормально… – ответил я. Затем спохватился, что это прозвучало не очень вежливо. – В смысле, хорошо всё, Никит, нравится.

– Тут замес назревает, – брат остановился, чтоб закурить. – Ты ж вроде как не при делах, а я, типа, несу ответственность за твоё благополучие. Бизнес с памятниками у нас чистый… Более-менее…

– Замес в каком смысле?

– В самом простом. Говоря языком криминальных сводок, – он криво улыбнулся, – конфликт профессиональных интересов. И вот я сомневаюсь: насколько тебе это нужно?

Я не совсем понял, кому Никита обращает свой в меру лукавый вопрос – себе или мне? Или он в очередной раз проверял меня на “пацанскую” прочность.

– А что придётся делать?

– Да ничего особенного… – он туманно ответил. – Я днём так загадал: послежу, как ты себя в ситуации поведёшь. Если б начал суетиться, я этот разговор даже не заводил бы. Но, поскольку ты не разочаровал меня… – брат померцал огоньком сигареты. – Короче, у нас “Похоронные войны”, часть вторая – “Империя наносит ответный удар”! Х-хе!.. Расклад, Володька, такой. Районное СМО, ну, то есть отделение судмедэкспертизы, находится на территории Первой городской больницы, в том же помещении, где и больничный морг, – пристроечка. Практически половина покойников Загорска проходит через них. Сразу за анатомичкой корпус детского отделения – заебись соседство, да? – Никита задорно оскалился. – А вот перед ней располагается гапоновское похоронное бюро “Элизиум”, а это ни много ни мало магаз, зал прощания, приватный холодильник. И звонят мне сегодня Мултанчик, а после Шелконогов, оба невменяемые. Потому что Гапон взял и перекрыл доступ к моргу и судмедэкспертизе! Ну, не то чтобы совсем перекрыл, просто денег хочет за проезд по его территории. И просит, я тебе скажу, нехило – по два косарика за транспортировку покойника в одну сторону: в морг или из морга. Речь, понятно, только о тех, что хоронятся через мултановский комбинат, а не “Элизиум”. Водилы послали Гапона в сраку, попробовали сунуться со стороны детского отделения, но тогда главврач Костычев и детский зав на дыбы встали. Тоже по-своему правы – лишнее, чтоб детишки из окошек на катафалки смотрели. Снова пошли ломиться через шлагбаум, а Гапон подогнал ЧОП для охраны. Водиле комбинатовскому пиздянок дали. Понимаешь, что происходит?..

– Ну да, – я покивал. – Отпиздили водилу…

– Это как раз мелочи. А суть в том, что экспертиза реально в блокаде, как город-герой Ленинград.

– Но это ж, наверное, противозаконно? Больница государственная.

– Верно. Но участок, где построили “Элизиум”, в аренде или даже в собственности. Раньше, может, и был самострой, как Мултанчик надеется, но сейчас точно всё по закону. Иначе Гапон бы не залупился. По идее, он обязан обеспечивать доступ к прочим больничным объектам, но только по идее…

– Никак по-другому не подступиться?

– Со стороны не зайти: заборы, охрана. На машине, во всяком случае, не проехать. Разве руками тащить. В данный момент на въезде уже три мултановских труповозки с грузом на борту и две “буханки” Шелконогова. Хорошо ещё, что зима и мороз. А что летом было бы? Какой запашок от трупов?

– И чё делать?

– Херовая ситуация. Времени негусто, по-любому сегодня к ночи нужно проложить к моргу дорогу жизни, то есть дорогу смерти! – Никита усмехнулся. – Завтра у комбината как минимум пять похорон. И у Шелконогова в доставке четыре покойника! А на утро появятся новые пассажиры, будут этих подпирать…

В кармане Никитиного бушлата еле слышный, будто обложенный ватой, зазвонил мобильник.

– Ну, в крайнем случае можно ведь заплатить? Разок.

– Не, Володька, тогда выходит остросюжетный фильм “Раз – не пидарас-2”. Низ-зя!.. – похохатывая, Никита полез за тарахтящим телефоном. – Да, Серёг!.. – в голосе брата ещё играли переливы смеха. – В курсе… Чего весёлый?.. А хуле грустить?.. Чё?! А не нужно было Мултанчику нагибать Гапона с местами на кладбище! Вот и нарвался на алаверды… Часа через полтора-два подъеду… Давай!..

Никита уронил мобильник в карман:

– Чернаков звонил.

– “Гробус”?

– Он самый. Говорит, Мултанчик сильно переживает, и у Шелконогова нервы скоро сдадут, он с водилами на штурм пойдёт. Не дай бог мусорня подтянется, дело выйдет на административный уровень…

Я не услышал повторного звонка, но Никита, тихо матерясь, выхватил телефон из кармана, глянул на высветившийся номер:

– О, граф Мултановский, – поднёс к уху: – Доброго!.. – прокричал. – Да, Андрей Викторович!.. Слышно тебя плохо!.. Вот я только про “Гапон – пидарас” понял! А что такое “публичный сервитут” – мне не ведомо… А-а… Ну, так бы и говорили, я ж не юрист, а просто скромный участник похоронной отрасли… Не раньше чем через полтора часа, Андрей Викторович… Да, подтяну всех пацанов, кого смогу… Смешное слово, – сказал уже мне Никита. – Сервитут, блять… Проститут… Пришли, братик…

Он указал на круглогодичный павильон, втиснувшийся между особнячками, – когда-то белый, а теперь просто обшарпанный, с шиферной крышей, широкими окнами-витринами и зелёным неоновым курсивом “Ивушка”, в котором перегорела половина трубок.

– Кухня тут, конечно, не очень, – сразу предупредил Никита, – чисто ностальгическая, советская. Но в целом съедобно. Что хорошо – от главного не отвлекаешься…